Бурый мох
на крыше дзэнского храма
клюет пичуга…
Подле храма в саду
вечно будет стоять на закате
камень Закатное солнце…
Хоть и зовется
цветок этот «белый пион» –
в нем алых прожилок сеть…
Хари-гора вдалеке,
а рядом – храм Амадэра,
сливовым цветом сокрыт…
Хижину эту,
что стоит на тропе луговой,
я назвал бы «Обитель роз»…
Холода весною –
сосен прямые стволы
над песками взметнулись ввысь…
Учителя голос,
усталый и приглушенный, –
вечерняя школа…
У подножья Асама
в уезде Северный Саку
зреет ячмень на полях…
Ты со мной говоришь,
а сама все ближе подходишь
к сливе в алом цвету…
Так я и шел
мимо чайных кустов цветущих
по тропинке в горах…
То утонут в цветах,
то блеснут меж стволов сосновых
светлые нити дождя…
Торговец рассадой,
разложив в переулке товар,
зазывает на голоса…
Того и гляди
кур дворовых живьем засушит
осенний вихрь…
Там, вдалеке,
подросших саженцев листья
шелестят на ветвях…
«Темнеет уже!» –
где-то рядом голос ребенка.
Кончается осень.
Прозрачный воздух.
Девочка маму зовет…
Осенний день в Такахара.
Так же, как храм,
и деревню назвали – Хорюдзи…
Сеют пшеницу.
Старый квартал –
лабиринт переулков.
Всюду сушат каштаны…
Ставлю вещи на свет
и смотрю, как рождаются тени
в полдень осенний…
Спите, токийцы!
В пору зимних дождей впервые
ночное затишье…