Цель творца и вершина творения — мы,
Мудрость, разум, источник прозрения — мы,
Этот круг мироздания перстню подобен, —
В нем граненый алмаз, без сомнения, мы.
Цель вечная движенья миров вселенной — мы,
В глазу рассудка ясном зрачок мгновенный — мы.
Похож на яркий перстень летящий круг миров.
На перстне этом быстром узор нетленный — мы
Ты думал ли о том, что предок наш — Адам?
Хоть мы разобщены благодаря векам,
Чужими кажемся и чуждыми друг другу,
Родство — мое с тобой — нельзя оспорить нам.
Светоч мысли, сосуд сострадания — мы.
Средоточие высшего знания — мы.
Изреченье на этом божественном перстне,
На бесценном кольце мироздания — мы!
На людей этих — жалких ослов — ты с презреньем взгляни.
Пусты, как барабаны, но заняты делом они.
Если хочешь, чтоб все они пятки твои целовали,
Наживи себе славу! Невольники славы они.
Мы влюбчивая голь, здесь нету мусульман,
Мы только муравьи, не с нами Сулейман,
Мы изможденный люд в истрепанных обносках,
У нас не тот базар, где вам искать сафьян.
Мы видим частности, а в главном слепы мы;
Насколько же мудры и как нелепы мы!
По частностям — сойдем за Смертью в склепы мы;
Вне частностей — взойдем за Жизнью следом мы.
Людей, украсивших мозаику минут,
Уводят небеса — и вновь сюда ведут.
Пока бессмертен Бог, полны подолы неба,
Карман земли глубок, — рождаться людям тут.
Если тайну имеешь — надежно храни,
Благородства не жди в наши подлые дни.
Ты и сам не привык быть с людьми деликатным,
И с тобой обойдутся не лучше они.
Все мирозданье — плоть; душа вселенной — мы;
Связуем суть ее и лик явленный — мы.
Познать их только нам доступно; это значит,
Миров обоих центр — один, нетленный — мы.
Во власти Вышнего, Его игрушки — мы.
Конечно, Он — богач, а побирушки — мы.
Из дверцы — по Дворцу (и что за лицедейство?),
Толкаясь и спеша, мчим друг за дружкой мы.
Ты к людям нынешним не очень сердцем льни,
Подальше от людей быть лучше в наши дни.
Глаза своей души открой на самых близких, —
Увидишь с ужасом: тебе враги они.
Я снова молод. Алое вино,
Дай радости душе! А заодно
Дай горечи и терпкой, и душистой…
Жизнь — горькое и пьяное вино!
Шавваль пришел. Вино, глушителя забот,
Пусть виночерпий нам по чашам разольет.
Намордник строгого поста, узду намазов
С ослиных этих морд благой Шавваль сорвет.
Что сравню во вселенной со старым вином,
С этой чашею пенной со старым вином?
Что еще подобает почтенному мужу,
Кроме дружбы почтенной со старым вином?
Чем пустыми мечтами себя донимать —
Лучше полный кувшин до утра обнимать!
Дочь лозы — эта влага у нас под запретом,
Но запретная дочка желанней, чем мать.
Хоть мудрый шариат и осудил вино,
Хоть терпкой горечью пропитано оно, —
Мне сладко с милой пить. Недаром говорится:
«Мы тянемся к тому, что нам запрещено».
Стоит царства китайского чарка вина,
Стоит берега райского чарка вина.
Горек вкус у налитого в чарку рубина
Эта горечь всей сладости мира равна.
Стоит власти над миром хороший глоток.
Выше истины выпивку ставит знаток.
Белоснежной чалмы правоверного шейха
Стоит этот, вином обагренный, платок.
Смотри: беременна душою плоть бокала,
Как если б лилия чревата розой стала,
Нет, это пригоршня текучего огня
В утробе ясного, как горный ключ, кристалла.