Стихи зарубежных поэтов

Амур мой погрузнел, отъел бока,
Стал неуклюж, неповоротлив он;
И я, приметив то, решил слегка
Ему урезать рацион,
Кормить его умеренностью впредь, –
Неслыханная для Амура снедь!

По вздоху в день – вот вся его еда,
И то: глотай скорей и не блажи!
А если похищал он иногда
Случайный вздох у госпожи,
Я прочь вышвыривал дрянной кусок:
Он черств и станет горла поперек.

Порой из глаз моих он вымогал
Слезу – и солона была слеза;
Но пуще я его остерегал
От лживых женских слез: глаза,
Привыкшие блуждать, а не смотреть,
Не могут плакать, разве что потеть.

Я письма с ним марал в единый дух,
А после – жег! Когда ж ее письму
Он радовался, пыжась как индюк, –
Что пользы, я твердил ему,
За титулом, еще невесть каким,
Стоять наследником сороковым?

Когда же эту выучку прошел
И для потехи ловчей он созрел,
Как сокол, стал он голоден и зол:
С перчатки пущен, быстр и смел,
Взлетает, мчит и с лету жертву бьет!
А мне теперь – ни горя, ни забот.

Когда меня придете обряжать,
О, заклинаю властью
Загробною! – не троньте эту прядь,
Кольцом обвившую мое запястье:
Се – тайный знак, что ей,
На небо отлетев, душа велела
Наместнице своей –
От тления хранить мое земное тело.

Пучок волокон мозговых, ветвясь
По всем телесным членам,
Крепит и прочит между ними связь:
Не так ли этим волоскам бесценным
Могущество дано
Беречь меня и в роковой разлуке?
Иль это лишь звено
Оков, надетых мне, как смертнику, для муки?

Так иль не так, со мною эту прядь
Заройте глубже ныне,
Чтоб к идолопоклонству не склонять
Тех, что могли б найти сии святыни.
Смирение храня,
Не дерзко ли твой дар с душой равняю?
Ты не спасла меня,
За это часть тебя я погребаю.

О, не печалься, ангел мой,
Разлуку мне прости:
Я знаю, что любви такой
Мне в мире не найти.
Но наш не вечен дом,
И кто сие постиг,
Тот загодя привык
Быть легким на подъем.

Уйдет во тьму светило дня
И вновь из тьмы взойдет,
Хоть так светло, как ты меня,
Никто его не ждет.
А я на голос твой
Примчусь еще скорей,
Пришпоренный своей
Любовью и тоской.

Продлить удачу хоть на час
Никто еще не смог:
Счастливые часы для нас
Меж пальцами песок.
А всякую печаль
Лелеем и растим,
Как будто нам самим
Расстаться с нею жаль.

Твой каждый вздох и каждый стон
Мне в сердце острый нож;
Душа из тела рвется вон,
Когда ты слезы льешь.
О, сжалься надо мной!
Ведь ты, себя казня,
Терзаешь и меня:
Я жив одной тобой.

Мне вещим сердцем не сули
Несчастий никаких:
Судьба, подслушавши вдали,
Вдруг да исполнит их?
Представь: мы оба спим,
Разлука – сон и блажь,
Такой союз, как наш,
Вовек неразделим.

Отец, твой Сын возвысил род земной,
Он – человек, в нем – наше оправданье:
Победой, смерть поправшей и страданье,
Он – в Царстве Божьем – делится со мной!
Со смертью Агнца стала жизнь иной…
Он заклан от начала мирозданья.
И два Завета дал нам в обладанье –
Два завещанья с волею одной…
Закон твой – тверд, и человеку мнилось:
Его исполнить – недостанет сил…
Но Дух, послав целительную милость,
Все, что убито буквой, воскресил!
Последнее желанье, цель Завета –
Любовь! Так пусть свершится воля эта!

Добро должны мы обожать,
А зла должны мы все бежать;
Но и такие вещи есть,
Которых можно не бежать,
Не обожать, но испытать
На вкус и что-то предпочесть.

Когда бы женщина была
Добра всецело или зла,
Различья были б нам ясны;
Поскольку же нередко к ним
Мы безразличие храним,
То все равно для нас годны.

Будь в них добро заключено,
В глаза бросалось бы оно,
Своим сиянием слепя;
А будь в них зло заключено,
Исчезли б женщины давно:
Зло губит ближних и себя.

Итак, бери любую ты,
Как мы с ветвей берем плоды,
Съешь эту и возьмись за ту;
Ведь перемена блюд – не грех,
И все швырнут пустой орех,
Когда ядро уже во рту.

Тебя я знал и обожал
Еще до первого свиданья:
Так ангелов туманных очертанья
Сквозят порою в глубине зеркал.
Я чувствовал очарованье,
Свет видел, но лица не различал.
Тогда к Любви я обратился
С мольбой: “Яви незримое!” – и вот
Бесплотный образ воплотился,
И верю: в нем любовь моя живет;
Твои глаза, улыбку, рот,
Все, что я зрю несмело, –
Любовь моя, как яркий плащ, надела,
Казалось, встретились душа и тело.
Балластом грузит мореход
Ладьи, чтоб тверже курс держала,
Но я дарами красоты, пожалуй,
Перегрузил любви непрочный бот:
Ведь даже груз реснички малой
Суденышко мое перевернет!
Любовь, как видно, не вместима
Ни в пустоту, ни в косные тела,
Но если могут серафима
Облечь воздушный облик и крыла,
То и моя б любовь могла
В твою навек вместиться,
Хотя любви мужской и женской слиться
Трудней, чем духу с воздухом сродниться.

Моей любимой образ несравнимый,
Что оттиском медальным в сердце вбит,
Мне цену придает в глазах любимой:
Так на монете цезарь лицезрит
Свои черты. Я говорю: исчезни
И сердце забери мое с собой,
Терпеть невмочь мучительной болезни,
Блеск слишком ярок: слепнет разум мой.

Исчезла ты, и боль исчезла сразу,
Одна мечта в душе моей царит;
Все, в чем ты отказала, без отказу
Даст мне она: мечте неведом стыд.
Я наслажусь, и бред мой будет явью:
Ведь даже наяву блаженство – бред;
Зато от скорби я себя избавлю,
Во сне нет мысли – значит, скорби нет.

Когда ж от низменного наслажденья
Очнусь я без раскаянья в душе,
Сложу стихи о щедром наважденье
Счастливей тех, что я сложил уже.
Но сердце вновь со мной – и прежним игом
Томится, озирая сон земной;
Ты – здесь, но ты уходишь с каждым мигом,
Коптит огарок жизни предо мной.

Пусть этой болью истерзаю ум я:
Расстаться с сердцем – худшее безумье.

О, если знанье – верных душ награда,
Душа отца в раю награждена
Вдвойне: следит, блаженствуя, она,
Как смело я парю над пастью ада!
Но если, райского сподобясь сада,
Душа и там прозренья лишена,
То как раскрыть мне пред отцом сполна
Всю непорочность помысла и взгляда?
Душа с небес кумиров ложных зрит,
Волхвов, носящих имя христиан,
И видит: фарисейство и обман
Притворно святы, праведны на вид…
Молись, отец, печали не тая:
Полна такой же скорбью грудь моя!

О, если б я, от слез лишившись сил,
Вернуть глазам ту влагу был бы властен, –
Мой горький плач, что раньше был напрасен,
Святой бы плод отныне приносил!
Каким я ливнем слезным оросил
Кумира! Сколь для сердца был опасен
Порыв печали! Каюсь – и согласен
Терпеть опять, что и тогда сносил…
Да – вор ночной, развратник похотливый,
И забулдыга, и смешной гордец
Хоть вспомнят иногда денек счастливый
И тем уменьшат боль своих сердец.
Но мне не будет скорбь облегчена:
Она со мной – и кара, и вина!

О черная душа! Недуг напал –
Он, вестник смерти, на расправу скор…
Ты – тот, кто край свой предал и с тех пор
Бежал в чужие страны и пропал;
Ты – тот, кто воли всей душой желал
И проклинал темницу, жалкий вор,
Когда ж услышал смертный приговор,
Любовью к той темнице воспылал…
Ты благодать получишь, лишь покаясь,
Но как начать, который путь верней?
Так стань чернее, в траур облекаясь,
Грех вспоминай и от стыда красней,
Чтоб красная Христова кровь могла
Твой грех омыть, очистив добела!

О фарисеи, бейте же меня,
В лицо мне плюйте, громко проклиная!
Я так грешил!.. А умирал, стеная,
Он, что в неправде не провел ни дня!..
Я умер бы в грехах, себя виня
За то, что жил, всечасно распиная
Его, кого убили вы – не зная,
А я – его заветов не храня!..
О, кто ж его любовь измерить может?
Он – Царь царей – за грех наш пострадал!
Иаков, облачившись в козьи кожи,
Удачи от своей уловки ждал,
Но в человечью плоть облекся Бог –
Чтоб, слабым став, терпеть он муки смог!..

О Боже, всеми на меня правами
Владеешь Ты, сперва меня создав,
Потом – погибнуть до конца не дав,
Мой грех своими искупив скорбями,
Как сына – осияв меня лучами,
И как слуге – за все труды воздав.
Я жил в Тебе – твой образ не предав,
И жил во мне Твой Дух – как в неком храме…
Но как же завладел мной сатана?
Как взял разбоем данное тобой?
Встань, защити меня и ринься в бой –
Моя душа отчаянья полна:
Ты не избрал меня, иных любя,
А враг не отпускает от себя!

Я не из тех, которым любы
Одни лишь глазки, щечки, губы,
И не из тех я, чья мечта
Одной души лишь красота;
Их жжет огонь любви: ему бы
Лишь топлива! Их страсть проста.
Зачем же их со мной равнять?
Пусть мне взаимности не знать –
Я страсти суть хочу понять!

В речах про Высшее Начало
Одно лишь “не” порой звучало;
Вот так и я скажу в ответ
На все, что любо прочим: “Нет”.
Себя мы знаем слишком мало, –
О, кто бы мне открыл секрет
“Ничто”?.. Оно одно, видать,
Покой и благо может дать:
Пусть медлю – мне не опоздать!..

Скорей, сударыня! Я весь дрожу,
Как роженица, в муках я лежу;
Нет хуже испытанья для солдата –
Стоять без боя против супостата.
Прочь поясок! Небесный обруч он,
В который мир прекрасный заключен.
Сними нагрудник, звездами расшитый,
Что был от наглых глаз тебе защитой;
Шнуровку распусти! Уже для нас
Куранты пробили заветный час.
Долой корсет! Он – как ревнивец старый
Бессонно бдящий за влюбленной парой.
Твои одежды, обнажая стан,
Скользят, как тени с утренних полян.
Сними с чела сей венчик золоченый –
Украсься золотых волос короной,
Скинь башмачки – и босиком ступай
В святилище любви – альковный рай!
В таком сиянье млечном серафимы
На землю сходят, праведникам зримы.
Хотя и духи адские порой
Облечься могут лживой белизной,
Но верная примета не обманет:
От тех – власы, от этих плоть восстанет.
Моим рукам-скитальцам дай патент
Обследовать весь этот континент;
Тебя я, как Америку, открою,
Смирю и заселю одним собою.
О мой трофей, награда из наград,
Империя моя, бесценный клад!
Я волен лишь в плену твоих объятий,
И ты подвластна лишь моей печати.
Явись же в наготе моим очам:
Как душам – бремя тел, так и телам
Необходимо сбросить груз одежды,
Дабы вкусить блаженство. Лишь невежды
Клюют на шелк, на брошь, на бахрому –
Язычники по духу своему!
Пусть молятся они на переплеты,
Не видящие дальше позолоты
Профаны! Только избранный проник
В суть женщин – этих сокровенных книг,
Ему доступна тайна. Не смущайся,
Как повитухе, мне теперь предайся.
Прочь это девственное полотно:
Не к месту, не ко времени оно.
Продрогнуть опасаешься? – Пустое!
Не нужно покрывал: укройся мною.

Невежда! Сколько я убил трудов,
Пока не научил в конце концов
Тебя премудростям любви. Сначала
Ты ровно ничего не понимала
В таинственных намеках глаз и рук
И не могла определить на звук,
Где дутый вздох, а где недуг серьезный,
Или узнать по виду влаги слезной,
Озноб иль жар поклонника томит;
И ты цветов не знала алфавит,
Который, душу изъясняя немо,
Способен стать любовною поэмой!
Как ты боялась очутиться вдруг
Наедине с мужчиной, без подруг,
Как робко ты загадывала мужа!
Припомни, как была ты неуклюжа,
Как то молчала целый час подряд,
То отвечала вовсе невпопад,
Дрожа и запинаясь то и дело.
Клянусь душой, ты создана всецело
Не им (он лишь участок захватил
И крепкою стеной огородил),
А мной, кто, почву нежную взрыхляя,
На пустоши возделал рощи рая.
Твой вкус, твой блеск – во всем мои труды;
Кому же как не мне вкусить плоды?
Ужель я создал кубок драгоценный,
Чтоб из баклаги пить обыкновенной?
Так долго воск трудился размягчать,
Чтобы чужая втиснулась печать?
Объездил жеребенка для того ли,
Чтобы другой скакал на нем по воле?

Когда мою могилу вскрыть
Придут, чтоб гостя подселить
(Могилы, женщинам под стать,
Со многими готовы спать),
То, раскопав, найдут
Браслет волос вокруг моей кости,
А это может навести
На мысль: любовники заснули тут,
И тем была их хитрость хороша,
Что вновь с душою встретится душа,
Вернувшись в тело и на Суд спеша…

Вдруг это будет век и град,
Где лжебогов усердно чтят,
Тогда епископ с королем
Решат, увидев нас вдвоем:
Святые мощи здесь!
Ты станешь Магдалиной с этих дней,
Я – кем-нибудь при ней…
И толпы в ожидании чудес
Придут облобызать священный прах…
Скажу, чтоб оправдаться в их глазах,
О совершенных нами чудесах:

Еще не знали мы себя,
Друг друга преданно любя,
В познанье пола не разнясь
От ангелов, хранящих нас,
И поцелуй наш мог
Лишь встречу иль прощанье отмечать,
Он не срывал печать
С природного, к чему закон столь строг.
Да, чудеса явили мы сполна…

Нет, стих бессилен, речь моя скудна:
Чудесней всех чудес была она!

Пока меж нами бой, пускай воюют
Другие: нас их войны не волнуют.
Ты – вольный град, вольна ты пред любым
Открыть ворота, кто тобой любим.
К чему нам разбирать голландцев смуты?
Строптива чернь или тираны люты –
Кто их поймет! Все тумаки – тому,
Кто унимает брань в чужом дому.
Французы никогда нас не любили,
А тут и бога нашего забыли;
Лишь наши “ангелы” у них в чести:
Увы, нам этих падших не спасти!
Ирландию трясет, как в лихорадке:
То улучшенье, то опять припадки.
Придется, видно, ей кишки промыть
Да кровь пустить – поможет, может быть.
Что ждет нас в море? Радости Мидаса:
Златые сны – и впроголодь припаса,
Под жгучим солнцем в гибельных краях
До срока можно обратиться в прах.
Корабль – тюрьма, причем сия темница
В любой момент готова развалиться,
Иль монастырь, но торжествует в нем
Не кроткий мир, а дьявольский содом;
Короче, то возок для осужденных
Или больница для умалишенных:
Кто в Новом Свете приключений ждет,
Стремится в Новый, попадет на Тот.
Хочу я здесь, в тебе искать удачи:
Стрелять и влагой истекать горячей,
В твоих объятьях мне и смерть и плен,
Мой выкуп – сердце, дай свое взамен!
Все бьются, чтобы миром насладиться;
Мы отдыхаем, чтобы вновь сразиться.
Там – варварство, тут – благородный бой,
Там верх берут враги, тут верх – за мной.
Там бьют и режут в схватках рукопашных,
А тут – ни пуль, ни шпаг, ни копий страшных.
Там лгут безбожно, тут немножко льстят,
Там убивают смертных – здесь плодят.
Для ратных дел бойцы мы никакие,
Но, может, наши отпрыски лихие
Сгодятся в строй. Не всем же воевать:
Кому-то надо и клинки ковать;
Есть мастера щитов, доспехов, ранцев…
Давай с тобою делать новобранцев!

Не умирай! – иначе я
Всех женщин так возненавижу,
Что вкупе с ними и тебя
Презреньем яростным унижу.

Прошу тебя, не умирай:
С твоим последним содроганьем
Весь мир погибнет, так и знай,
Ведь ты была его дыханьем.

Останется от мира труп,
И все его красы былые –
Не боле чем засохший струп,
А люди – черви гробовые.

Твердят, что землю огнь спалит,
Но что за огнь – поди распутай!
Схоласты, знайте: мир сгорит
В огне ее горячки лютой.

Но нет! не смеет боль терзать
Так долго – ту, что стольких чище;
Не может без конца пылать
Огонь – ему не хватит пищи.

Как в небе метеорный след,
Хворь минет вспышкою мгновенной,
Твои же красота и свет –
Небесный купол неизменный.

О мысль предерзкая – суметь
Хотя б на час (безмерно краткий)
Вот так тобою овладеть,
Как этот приступ лихорадки!

Постой – и краткой лекции внемли,
Любовь моя, о логике любви.
Вообрази: пока мы тут, гуляя,
С тобой беседовали, дорогая,
За нашею спиной
Ползли две тени, вроде привидений;
Но полдень воссиял над головой
Мы попираем эти тени!
Вот так, пока любовь еще росла,
Она невольно за собой влекла
Оглядку, страх; а ныне – тень ушла.

То чувство не достигло апогея,
Что кроется, чужих очей робея.

Но если вдруг любовь с таких высот,
Не удержавшись, к западу сойдет,
От нас потянутся иные тени,
Склоняющие душу к перемене.
Те, прежние, других
Морочили, а эти, как туманом
Сгустившимся, нас облекут самих
Взаимной ложью и обманом.
Когда любовь клонится на закат,
Все дальше тени от нее скользят –
И скоро, слишком скоро день затмят.

Любовь растет, пока в зенит не станет,
Но минет полдень – сразу ночь нагрянет.

Когда я с ней – с моим бесценным кладом –
Расстался и ее похитил рок,
То для меня настал прозренья срок:
Я, в небо глядя, с ней мечтал быть рядом,
Искал ее, и встретился там взглядом
С Тобою, ибо Ты – любви исток!
И новой страстью Ты меня завлек,
Я вновь охвачен жаждою и гладом:
О, сколь же Ты в любви своей велик!
С ее душой Ты вновь мою связуешь
И все ж меня ревнуешь каждый миг
Ко всем – и даже к ангелам ревнуешь,
И хочешь, чтоб душа была верна
Тебе – хоть манят мир и сатана!