Настала полночь года – день святой
Люции, – он лишь семь часов светил:
Нам солнце, на исходе сил,
Шлет слабый свет и негустой.
Вселенной выпит сок.
Земля последний допила глоток,
Избыт на смертном ложе жизни срок;
Но вне меня всех этих бедствий нот.
Я – эпитафия всемирных бед.
Влюбленные, в меня всмотритесь вы
В грядущем веке – в будущей весне:
Я мертв. И эту смерть во мне
Творит алхимия любви;
Она ведь в свой черед –
Из ничего все вещи создает:
Из тусклости, отсутствия, пустот…
Разъят я был. Но, вновь меня создав,
Смерть, бездна, тьма сложились в мой состав.
Все вещи обретают столько благ –
Дух, душу, форму, сущность – жизни хлеб…
Я ж превратился в мрачный склеп
Небытия… О вспомнить, как
Рыдали мы! – от слез
Бурлил потоп всемирный. И в хаос
Мы оба обращались, чуть вопрос
Нас трогал – внешний. И в разлуки час –
Мы были трупы, душ своих лишась.
Она мертва (так слово лжет о ней),
Я ж ныне – эликсир небытия.
Будь человек я – суть моя
Была б ясна мне… Но вольней
Жить зверем. Я готов
Войти на равных в жизнь камней, стволов:
И гнева, и любви им внятен зов,
И тенью стал бы я, сомненья ж нет:
Раз тень – от тела, значит, рядом – свет.
Но я – ничто. Мне солнца не видать.
О вы, кто любит! Солнце лишь для вас
Стремится к Козерогу, мчась,
Чтоб вашей страсти место дать.
Желаю светлых дней!
А я уже готов ко встрече с ней,
Я праздную ее канун, верней –
Ее ночного празднества приход:
И день склонился к полночи, и год…