Свет для жабы — отрава
Смерть — это общее право
Жабы и человека —
Никто не живет два века.
Равен пред смертью каждый.
Никто не добился славы
Умереть дважды.
Жизнь — другое дело.
Красное вино
Льют в пустое тело,
Но каждому оно
Разное дано.
В извилинах мозги
текли легко и ровно,
Но отклонились вдруг
В течении полнокровном,
И легче воды вспять,
Сбежавшие с холма,
Вернуть, чем обуздать
Сошедшего с ума.
Я видел мертвые глаза,
Бежавшие по кругу,
И были Нечто отыскать
Мучительны потуги;
Затем — на них упал туман,
Затем — они закрылись,
И не понять, на чем они
В конце остановились.
Сперва мы просим радости,
Потом — покой лишь дать,
А позже — облегчения,
Чтоб только не страдать.
А после — только бы уснуть,
Когда поймем, что врач
Уже не в силах нам помочь,
А волен лишь палач.
Когда умрет ваш лучший друг,
То вспомните острей
Всего, как он живой идет
В один из давних дней.
Его костюм в воскресный день,
Пробор его волос,
В одежде мелочь, что с собой
В могилу он унес.
Как было жарко в этот день
Вы вспомните, не веря,
Что это было так давно,
Когда свежа потеря.
Как рад он был услышать вас,
Как тронула улыбка
Углы его лучистых глаз,
Ведь смерть его — ошибка.
Как, пригласив его на чай,
Покуда он остынет,
О важных спорили вещах,
Что и не вспомнить ныне.
Поклоны, приглашения,
Беседы, обещания —
Все это мимолетная
Печаль воспоминания!
Я удаляюсь — я уже не ваша;
То имя, что упало на лицо мне
С водой когда-то в нашей сельской церкви,
Мне не послужит больше.
Теперь сложите его к куклам,
К детству, к той нитке пряжи,
Что становится все тоньше.
Крещеная без выбора когда-то,
Теперь в сознании приобщаюсь славе
Священным именем,
Зовущим к полноте, как полумесяц,
Наполнивший все своды бытия
Волшебным пламенем.
Второе имя… Первое звучало,
Когда я на руках отца молчала
Принцессой спящей;
Но теперь — все правильно, все верно,
Имея волю выбрать и отвергнуть,
Я принимаю — только Царство.
Я умерла за Красоту,
В могилу я легла,
И тут сосед меня спросил,
За что я умерла.
“За красоту”, — сказала я
И поняла — он рад.
“А я за Правду, — он сказал, —
Теперь тебе я брат”.
Как родственники, что в ночи
Друг друга обрели,
Шептались мы — покуда мхи
Нам губ не оплели.
Здесь письма к миру от меня,
Что не напишет мне, —
Скупые вести Бытия
В их вящей простоте.
В чьи руки попадут они,
Мне не узнать вовек, —
Так ради Бога — не суди
Их строго — человек!
Как Звезды, падали они —
Далеки и близки —
Как Хлопья Снега в январе —
Как с Розы Лепестки —
Исчезли — полегли в Траве
Высокой без следа —
И лишь Господь их всех в лицо
Запомнил навсегда.
Скоро в доме, что напротив,
Кто-нибудь умрет —
По его пустому взгляду
Знала наперед.
И теперь — шуршат соседи,
Доктор — укатил,
Кто-то окна с грубым стуком —
Резко — отворил,
Чтобы вывесить матрасы.
Дети к ним спешат —
Не на них ли кто-то умер
Только час назад.
Дьякон чопорный проходит —
Как хозяин — в дом,
Всеми в нем распоряжаясь
И детьми — кругом.
А за ним — портной — и люди
Самых страшных трат
Мерку с дома снять явились —
Будет здесь парад
Черных лент и экипажей —
Это ясно как
Объявление живущим
В сельских городках.
Утратить веру — хуже, чем
Именье потерять,
Именье можно возвратить,
Но веры — не занять.
В наследство вместе с жизнью
Она дается раз.
Ты — нищий, если тронешь
Одну из этих фраз.
К исходу долгой ночи
Так близок стал рассвет,
Что можно день потрогать,
И страха больше нет.
Пускай же гребень в дело!
Мни ямочки в щеках!
А полночь — пролетела,
И час лишь длился страх
Я расскажу вам, как восходит солнце.
По временам — лишь полоса
И башня в море аметиста,
Где краски скачут белками на небеса
По головам холмов, поднявших шляпы
Из птичьих стай, — и тихо я себе сказала:
“Должно быть, это солнце показалось!”
Но как оно садится — я не знаю —
Пурпурной лесенкой,
Которой желтые девчонки и мальчишки
Карабкаются весело.
Но лишь той стороны они достигнут,
Как их наставник в сером
Уводит всю гурьбу —
И запирает двери…
Душа выбирает общество —
И запирает дверь,
К ее Священной Особе
Не проникнуть теперь.
Она неподвижна, когда колесница
Стоит у ворот,
И Император на коврике,
Став на колени, ждет.
Она из простого народа
Выберет одного,
И будет дарить вниманием
Только его.
Есть пустые дома в стороне от дорог,
Вид которых приятен лишь вору —
Заколочены досками,
Окна смотрят не выше ног,
Приглашая зайти
По пути
На порог,
Где двое наткнутся на дверь взаперти.
Один — с отмычкой — лезет в дом,
Другой косится — все ли спит кругом.
Старый глаз новый вид
Вряд ли чем-нибудь удивит.
Как строго смотрит ряд посуды на кухне,
Но мебель не ухнет,
И стены не заговорят,
И только часы давят свой нервный тик,
Чтоб не нарушить тишь,
И не тявкнет мышь.
Переглянулись очки — календарь настороже.
Это зеркало корчит рожи,
Или спросонья мигает звезда?
Луна, не тревожа паркета,
Входит взглянуть — кто это
Влез сюда.
Здесь грабеж — где
Ложки и нож,
Чашки, кружки,
Серьги, камни,
Часы — старая брошь
Спит на подушке.
Издали день грохочет,
Вползая в окна.
Солнечный свет уже там,
Где третья смоква.
И кочет хлопочет —
“Кто это здесь?”
И эхо хохочет,
Дразня его — “Есть”!
А старая пара уходит, жмурясь на свет,
И дверь приоткрытая смотрит ей вслед.
Звук похорон в моем мозгу,
И люди в черном там
Все ходят — ходят — за моим
Рассудку попятам.
Но лишь усядутся они,
Как службы мерный бой —
Стучит — стучит — как барабан —
Над самой головой.
И слышу — ящик подняли,
И скрип — терпеть нет сил —
Их кожаных сапог возник —
И мир — заголосил,
Как будто небо — колокол,
А существо — лишь ухо,
И я, и тишь расколоты,
И странен путь — и рухнул
Тогда рассудок сломленный,
И я лечу все вниз — и вниз —
И бьюсь о мир, и, каждый раз,
В сознании, оставляю жизнь.
Не веришь мне, мой странный друг!
Поверь! Ведь даже Бог
Крупицей от такой любви
Доволен быть бы мог.
Лишь всю себя и навсегда —
Что женщина еще
Способна дать, скажи, чтоб я
Могла принять в расчет!
То не душа моя — она
Была твоей всегда;
Я уступила весь свой прах, —
Каких еще наград
Не получил ты от меня,
Какой еще судьбой
Гордиться деве, кроме как
На неких дальних небесах,
Смиренно жить с тобой!
Проверь ее, сожни ее,
Просей от лба до пят,
И все сомнения твои
В ее огне сгорят.
Развей всю нежность, все тепло,
Всю легкость ее нег,
И ты получишь ледяной
И вечно чистый снег.
Земля, чей берег омывают
Заката Желтые Моря;
Она растет и отливает,
Загадкой запада горя!
Из ночи в ночь чредой пурпурной
Сюда стремятся паруса
Свалить опаловые грузы
И раствориться в небесах.
Почему меня на небе —
Ангелы — не слышат?
Слишком громко я пою?
Можно — тише!
Вот бы ангелы меня
Испытали
Выслушать вполне могли,
Но не стали.
Если б я была мужчиной —
в “Белой робе”
Не было б отказа мне
В этой пробе.
Я знаю — Небо, как шатер,
Свернут когда-нибудь,
Погрузят в цирковой фургон
И тихо тронут в путь.
Ни перестука молотков,
Ни скрежета гвоздей —
Уехал цирк — и где теперь
Он радует людей?
И то, что увлекало нас
И тешило вчера —
Арены освещенный круг,
И блеск, и мишура, —
Развеялись и унеслись,
Исчезли без следа —
Как птиц осенний караван,
Как облаков гряда.