Навевает печаль
вид этой «столичной травы»
на лугу заброшенном Уда…
Навещаю погост.
О, как малы и невзрачны
могилы предков!..
На солнцепеке
по краям загнулись немного
соломенные циновки…
На правой щеке
зимнего солнца лучи.
Иду к горе Ураяма…
Мох зеленый примят –
видно, кто-то здесь поскользнулся.
Кладбищенская дорожка…
На переправе
ямабуки глядят из воды –
будто бы тонут…
Может, и впрямь
не движется наш корабль? –
Море в сезон дождей…
Мне жалко его –
на крючке беспомощно бьется
бычок усатый…
Мимо порта родного
в сиянье полной луны
на корабле плыву…
Меж зимних гор
затерявшаяся низина –
в ней храм Хорюдзи…
Мацумуси пищит.
Мне все слышится: «Тятя, тятя!»
Нету матери у сироты…
Нестерпимо блестит
над крышей Кацура солнце –
весенний рассвет…
Любовью объят,
иду напрямик через поле,
раздвигая ромашки…
Ливень прошел,
но по-прежнему не спадает
духота весенней ночи…
Лишь за одной
наблюдаю я в шумной стае
пролетных уток…
Купил я к столу
моллюсков «Весенний месяц» –
и в небо взглянул…
Крики чаек морских –
снова встречаю сумерки
в хижине на берегу…
Кончик трости моей
осеннее поле измерил –
измеряет другое…
Кончается осень.
В ясном свете луны замечаю,
как постарел мой гость…
Только ропот волны
и молчание древних надгробий
под небом осенним…