Там, в горах, где села одиноки,
Где у старцев розовеют щеки,
А во взорах девушек
Покой, —
Там вершины светятся весельем,
А меж них по ласковым ущельям
Все поет и дышит
Тишиной.
Если б вновь тех высей мог достичь я,
Где над красным взгорьем пенье птичье,
А в долинах —
Зелена трава,
Где сгорает день в мильонах блесток
И в высотах тьмы тысячезвездных
Светом и движеньем
Ночь жива!
О, мечтать! Проснуться, устремиться
В эту даль без края без границы,
Тишь дыханьем возмутить
Посметь!
О, туда, где в кряжи вековые
Входят лишь великие стихии —
Ветры, грозы, реки.
Жизнь и смерть.
Гора — ужасный ад,
Где побывал Синдбад,
Влечёт магнитом;
На береге морском
Рок разбросал кругом
Суда по плитам.
Подходят корабли
Сюда со всей земли
В болтанке грозной;
Но у горы Судьбы
Все тонут без борьбы
Рано или поздно.
Кого здесь только нет:
Баркас, что много лет
Шторма носили,
Ладьи, их в тот залив
Спокойный, просмолив
Вчера спустили.
Конец один для всех
На грозных скалах тех.
К Синдбада славе
О, Хиндбад, зависть скрой,
Равны все пред горой
В смертельной яви.
Грядою скал и мутных вод потоком,
Изгибами лощин,
Ты поднялась в спокойствии глубоком
Над суетой мужчин,
Но в грубой речи мысли откровенья
Слов чистых не нашли,
Дрожа, как лепестки, в твоих владеньях
Рассеялись вдали.
Но рудокоп, уставший от работы,
На заступ оперся,
И показал соседу, без заботы,
Как ты прекрасна вся.
Глаза на миг застлала рябь тумана,
И ясные, как высь,
Потоки глупых мыслей так нежданно
Слезами пролились, —
Деревня его детства будто снится,
Где непосильный труд,
Там после вспашки золото пшеницы
Спокойно соберут.
Один момент: удар, движенье кистью,
И срезаны кусты,
Плывут, слипаясь, раненые листья
В потоках черноты.
И ты, Поэт, своё находишь счастье,
Творя, как ты привык,
Сияет в мутных водах этой страсти
Спокойствием твой лик.
Горы садятся в долину,
Как в старое кресло,
Взгляд их, как тени, длинен,
Их интерес — повсеместен.
Годы на их коленях
Играют, как дети,
Дедушки дней они
И предки столетий.
Скалистые горы, где спят облака,
Где в юности ранней резвится река,
Где в поисках корма сквозь вереск густой
Птенцов перепелка ведет за собой.
Милее мне склоны и трещины гор,
Чем берег морской и зеленый простор,
Милей оттого, что в горах у ручья
Живет моя радость, забота моя.
Люблю я прозрачный и гулкий ручей,
Бегущий тропинкой зеленой своей.
Под говор воды, не считая часов,
С любимой подругой бродить я готов.
Она не прекрасна, но многих милей.
Я знаю, приданого мало за ней,
Но я полюбил ее с первого дня,
За то, что она полюбила меня!
Встречая красавицу, кто устоит
Пред блеском очей и румянцем ланит?
А если ума ей прибавить чуть-чуть,
Она, ослепляя, пронзает нам грудь.
Но добрая прелесть внимательных глаз
Стократ мне дороже, чем лучший алмаз.
И в крепких объятьях волнует мне кровь
Открытая, с бьющимся сердцем, любовь!
Перевод С.Я. Маршака
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.
Прощай, моя родина! Север, прощай, –
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!
Зажжем огни в горах и на вершинах!
Глухая ночь спустилась, дровосеки!
Она не выпустит светил на небо.
Зажжем огни, поднимем свету веки!
Сосуд с горящей кровью пролил ветер
на западе, – коварная примета!
И если мы вокруг костра не встанем,
нас одурманит ужас до рассвета.
Похож далекий грохот водопадов
на скачку бешеных коней неутомимых
по гребню гор, а шум другой, ответный,
встает в сердцах, предчувствием томимых.
Ведь говорят, что лес сосновый ночью
с себя оцепененье отряхает;
по странному и тайному сигналу
он по горам медлительно шагает.
На снежную глазурь во тьме ложится
извилистый рисунок: на погосте
огромной ночи бледною мережкой
мерцает лед, как вымытые кости.
Невидимая снежная лавина
к долине беззащитной подползает;
вампиров крылья равнодушный воздух
над пастухом уснувшим разрезают.
Ведь говорят, что на опасных гребнях
ближайших гор есть хищник небывалый,
невиданный: как древоточец, ночью
грызет он гору, чтоб создать обвалы.
Мне в сердце проникает острый холод
вершины близкой. Думаю: быть может,
сюда, оставив город нечестивый,
приходят мертвецы, чей день не дожит.
Они ушли в ущелья и овраги,
не знающие, что такое зори.
Когда ночное варево густеет,
они на гору рушатся, как море…
Валите сосны и ломайте ветки,
и пусть огни бегут с горы, как реки;
вокруг костра тесней кольцо сожмите,
так холодно, так страшно, дровосеки!
Перевод О.Савича