Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы.
Рассказали нам несколько сказочек на ночь —
И отправились мудрые, спать, как и мы.
Где вы, друзья! Где вольный ваш припев?
Еще вчера, за столик наш присев,
Беспечные, вы бражничали с нами…
И прилегли, от жизни охмелев!
Все те, что некогда, шумя, сюда пришли
И обезумели от радостей земли, —
Пригубили вина, потом умолкли сразу
И в лоно вечного забвения легли.
Вплоть до Сатурна я обрыскал божий свет.
На все загадки в нем сумел найти ответ,
Сумел преодолеть все узы и преграды,
Лишь узел твой, о смерть, мной не распутан, нет!
Водой небытия зародыш мой вспоен,
Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;
Как ветер, я несусь из края в край вселенной
И горсточкой земли окончу жизни сон.
Вижу смутную землю — обитель скорбей,
Вижу смертных, спешащих к могиле своей,
Вижу славных царей, луноликих красавиц,
Отблиставших и ставших добычей червей.
В прах и пыль превратились цари, короли
Все, кто спрятан в бездонное лоно земли,
Видно, очень хмельным их вином опоили,
Чтоб до Судного дня они встать не смогли.
В одной руке цветы, в другой — бокал бессменный,
Пируй с возлюбленной, забыв о всей вселенной,
Покуда смерти смерч вдруг не сорвет с тебя,
Как с розы лепестки, сорочку жизни бренной.
В загадки вечности никто не посвящен,
Никто не преступил невидимый заслон.
Бессилен ученик, бессилен и учитель:
От смертной матери любой из нас рожден.
В глуби небес — бокал, невидимый для глаз;
Он уготован там для каждого из нас.
Поэтому, мой друг, к его краям устами
Прильни безропотно, когда придет твой час.
Нам с гуриями рай сулят на свете том.
И чаши полные, пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?
Прощайте, гостиных светских уют,
Где профессоров все вопрошанья снуют.
Дипломатов во фраках собранья средь помп:
Всё решается бранью газа и бомб.
Соната для двух фортепьяно, былин
Волшебные феи, герой-исполин,
Трофеи искусства, что едки как соль,
И ветви олив полонят антресоль.
Дьявол нарушил запрет. Из тюрьмы
Лаз обнаружил в мир кутерьмы,
Где Создатель навеки его заточил,
Где ангел-бунтарь зуб на весь свет точил.
Как грипп, в любой забирается дом.
Сосед запирается – ждёт под мостом.
Парит в небесах, как чайка иль гусь.
Из буфета, из-под кровати «кусь-кусь».
Уста разинем! Чтоб скрыть, как азу
Горящую, ненависть в синем глазу
Он может младенцем прикинуться аль
Старушкой в трамвае, закутанной в шаль.
Слесарь, лекарь – его ремесло.
В любой из профессий он – в море весло.
Не щадит икр для танцев, хоккейных игр.
Как растение тих он, свиреп как тигр.
Там, где он царит, милая, да,
Там разверзлись клоаки порока. Туда
Он тебя хотел бы игриво увлечь
И гриву волос прекрасных отсечь.
У убийцы мильоны уже под кирзой,
Сражённые, как голубицы, гюрзой.
Сотни деревьев умолкли с тех пор:
Я — карающий меч, точнее – топор.
Я у планиды за пазухой рос.
Третий сын. Ланиты – подобие роз.
Мне поручено землю – поймав Сатану –
От людей избавить. Кто первый? А-ну!
Кошмар процветает в жилищах людей,
Содома с Гоморрой, древних, лютей.
И на смертном одре в них клубиться разврат.
Я желаний спалить города буду рад.
Рты не дремлют — жуют. Сбыв, оплатив,
Вероломных дум и машин наплодив,
Гордыни своей – сам размером с петит –
Человечек спешит утолить аппетит.
Дьявол мертв. Карать вас стану. Потом –
Жевать с икрой – толстым слоем – батон.
Проживать возведу многокомнатный храм
С пылесосом в подарок ковровым вихрам.
В сером авто позабавлю ездой.
Тафтой лик сверкнет – обернуся звездой.
Бить круглосуточно стану в набат
И по улицам хлыну, как водопад.
Итак, Петер, Пауль, бедный Горас,
Джон большой и малый, на этот раз
Многолетним занятьям приходит конец:
Летним утром убит будет адов гонец.
Для того барабанный праведный гнев
Вам трубит банный день, точно осатанев,
И утробы распахнуты свежих могил,
Чтоб с земли смыть грехов нескончаемых ил.
Попритихли рыбы в омутах вод.
Полыхает, как ель в декабре, небосвод.
И пророчит на Западе шива-звезда:
«Человечество живо, но будет и мзда».
Так прощайте: домик с алой стеной,
Кровати двуспалой плед шерстяной,
На обоях пташки, тем паче – в окне.
Прощайте все, все, что сгинут в огне.
Косу свою сложила смерть,
Она нашла на камень
Могильный, что молчит о той,
Которой нет меж нами.
Так постоянен и упрям
В молчании гранит,
Что стыдно верности пред той,
Что он в себе хранит.
Смерть — это долгий разговор
Промеж Душой и Прахом.
“Все тлен!” — гнет Смерть. Душа в ответ:
“Мне чужды Ваши страхи”.
Смерть смотрит в землю, а Душа,
Чтоб спор закончить длинный,
Как свой последний аргумент
Сняла пальто из глины.
Когда умрет ваш лучший друг,
То вспомните острей
Всего, как он живой идет
В один из давних дней.
Его костюм в воскресный день,
Пробор его волос,
В одежде мелочь, что с собой
В могилу он унес.
Как было жарко в этот день
Вы вспомните, не веря,
Что это было так давно,
Когда свежа потеря.
Как рад он был услышать вас,
Как тронула улыбка
Углы его лучистых глаз,
Ведь смерть его — ошибка.
Как, пригласив его на чай,
Покуда он остынет,
О важных спорили вещах,
Что и не вспомнить ныне.
Поклоны, приглашения,
Беседы, обещания —
Все это мимолетная
Печаль воспоминания!
Скоро в доме, что напротив,
Кто-нибудь умрет —
По его пустому взгляду
Знала наперед.
И теперь — шуршат соседи,
Доктор — укатил,
Кто-то окна с грубым стуком —
Резко — отворил,
Чтобы вывесить матрасы.
Дети к ним спешат —
Не на них ли кто-то умер
Только час назад.
Дьякон чопорный проходит —
Как хозяин — в дом,
Всеми в нем распоряжаясь
И детьми — кругом.
А за ним — портной — и люди
Самых страшных трат
Мерку с дома снять явились —
Будет здесь парад
Черных лент и экипажей —
Это ясно как
Объявление живущим
В сельских городках.
Не должен быть оставлен друг –
Ведь если Смерть к нему придет,
Когда меня не будет, – рук
Ласкающих он не найдет.
И если взгляда моего –
Которого он ждал и ждал –
Не встретит, – он глаза свои
Закрыть не сможет, хоть устал.
И если веру я убью –
Что я приду, что я приду, –
Он будет имя повторять
Мое в горячечном бреду.
Так лучше раньше я умру –
О, лучше раньше, чем потом, –
Что толку в Солнце поутру,
Когда Земля покрыта льдом!
Прах – одна только Тайна,
Смерть – один лишь Секрет,
О котором в его “родном городе”
Сведений нет.
Никто не видел “его Отца” –
Не помнил, чтоб он мог расти –
Не было у него ни друзей,
Ни “Детства. Юности” –
Трудолюбивый! Бессловный!
Точный! Не знавший вражды!
Дерзкий, словно Разбойник!
И тише воды!
Сам – как пернатый!
Бог крадет гнезда –
Птицу за птицей
Похищая к звездам!
Мшистых лун неживая равнина
и ушедшей под землю крови.
Равнина крови старинной.
Свет вчерашний и свет грядущий.
Тонких трав неживое небо.
Свет и мрак, над песком встающий.
В лунном мареве смерть я встретил.
Неживая земная равнина.
Очертанья маленькой смерти.
На высокой кровле собака.
И рукою левою косо
пересек я сухих цветов
прерывистые утесы.
Над собором из пепла – ветер.
Свет и мрак, над песком встающий.
Очертанья маленькой смерти.
Смерть и я – на виду у смерти.
Человек одинокий, и рядом
очертанья маленькой смерти.
И луны неживая равнина.
И колеблется снег и стонет
за дверьми, в тишине пустынной.
Человек – и что же? Все это:
человек одинокий, и рядом
смерть. Равнина. Дыханье света.
У ночи четыре луны,
а дерево – только одно,
и тень у него одна,
и птица в листве ночной.
Следы поцелуев твоих
ищу на теле.
А речка целует ветер,
к нему прикасаясь еле.
В ладони несу твое «нет»,
которое ты дала мне,
как восковой лимон
с тяжестью камня.
У ночи четыре луны,
а дерево – только одно.
Как бабочка, сердце иглой
к памяти пригвождено.