Беспамятство подобно песне,
Которая течет, свободная от ритма и размера.
Беспамятство подобно птице, уверенно расправившей свои крылья
Широко и неподвижно —
Птице, что неутомимо держит курс по ветру.
Беспамятство — это дождь, льющий посреди ночи,
Или старая хижина в лесу… или ребенок.
Беспамятство — оно бело — бело, как сожженное молнией дерево,
Оно может превратить предсказание гадалки в пророчество
Или предать земле Богов.
На моей памяти столь много беспамятства.
С которых пор, дрожа, рассветный хлад
накалывает чаячьи крыла
на черные булавки? — Там, где своды
неволи возле Статуи Свободы.
Как парус, только призрачный, плывет
кривая между небом и землей,
ложась крылом на рябь конторских счет…
– Пока в подземку время не уйдет…
Я вспоминаю фокусы кино —
Ту спешку, тот мгновенный проблеск сцен:
быстрей, быстрей, но скрыться не дано,
и — новый пленник тех же самых лент.
И, в серебре, над миром, над заливом,
поверженный в сраженье исполин,
ты держишь рабства мирную оливу,
ты — поступь солнца, но пришел Навин.
Самоубийство — это ль не ответ
Содому и Гоморре? Пузырем
рубаха раздувается на нем,
в припадке оседлавшем парапет.
Твоих зубов размашистость акулья
вгрызается в банкирские дворы,
и Северной Атлантики нары
c тебя дымы и домоседедство сдули.
И горестна, как эти небеса
библейские, твоя награда, Рыцарь,
легко ль держать оружье на весу,
когда не смеет битва разгореться?
О арфа, и алтарь, и oгненная ярость!
Кто натянуть сумел подобную струну? —
Трикраты значимей проклятия пророка,
молитвы парии, повизгиванья бабы,
Огни твои — как пенки с молока,
вздох звезд неоскверненный над тобой,
ты — чистая экспрессия; века
сгустились; ночь летит в твоих руках.
В твоей тени я тени ждал бесслезно —
лишь в полной тьме тень подлинно ясна.
Город погас иль гаснул. Год железный
уж затопила снега белизна.
Не ведающий сна, как воды под тобою,
возведший свой чертог над морем и землей!-
Ничтожнейший из нас творение земное
умеет зачеркнуть стремительной кривой.
В прозелени волн он видел бултыхающиеся
Двойные шестерки человеческих костей. Ими завещанные,
Послания прибывали по мере прибоя,
Воя, бились о темный берег.
Кораблекрушения без колоколов и пушек;
Щедрая чаша смерти выплескивала со дна
Разрозненные главы, туманные письмена,
Знаменья, ввинченные в коридоры ракушек.
Постепенно, в круговороте великого витка,
Pyгaнь теряла грубость и злость становилась мягка,
Замороженные очи возводили в высоту алтари,
Замороченные безмолвием звезд от зари до зари.
Астролябия, квадрант и компас
Не затевают приливов отныне. В лазурной пустыне
Никто не будит погребальным пением моряков.
Тень легендарных веков не рассеялась лишь в океане.
От наших шальных утешений — проку
будет не больше земному праху,
чем от шальных попаданий ветра
и пустые карманы одежды ветхой.
Мир изголодавшемуся котенку на пороге,
ибо любви к миру мы преисполнены,—
и (влечение из уличной мороки,
сильно смахивающей на преисподнюю.
Безотказные приемчики косоглазой
судьбы, убивающей нас не сразу,
по разворачивающей перед нами морщинистый список
наших ошибок, помарок, описок,
полный сюрпризов!
И все же это искусное сведение на нет
лжет не больше, чем тросточкин пируэт.
На светопреставление не купишь билета.
Берете за душу и ведете, где свет
погашен, послушную душу раздетой.
Игpa есть игра, но Граалем смеха
бродит луна по одиноким аллеям
над пустыми сосудами смертного праха.
Побоку похоть, победа, потеха.
Лучше бездомною котенка пожалеем.