Иль ты ниспосылаешь утомленье –
Глаз не могу сомкнуть порой ночной?
Иль это тени, вестники мученья,
С тобой дружны, смеются надо мной?
Иль это дух твой, посланный тобою,
Чтоб ревностно всегда за мной следить –
Заметив прегрешение любое,
В неверности меня изобличить?
О нет, меня не любишь ты настолько,
Чтоб мой покой нарушить в поздний час, –
То я люблю! И до того мне горько,
Что вновь я, страж твой, не смыкаю глаз:
Любовь стоит на страже в тишине,
Пока к другим ты ближе, чем ко мне.
Самовлюбленность мною завладела –
Порок, проникший вглубь, неисцелим:
Он захватил и разум мой, и тело,
И нет лекарства справиться мне с ним.
Все мнится: красотою я отмечен,
И предан истине я всей душой,
И всеми совершенствами увенчан,
И нет причин в разладе быть с собой.
Но в зеркало взгляну потухшим взором –
Мое лицо изрезали года,
И говорит мне зеркало с укором:
“Самовлюбленность – вот твоя беда!”
Нет, я в себе твою красу пою,
Что старость вдруг украсила мою.
Настанет день, когда мою Любовь
Жестокой дланью Время зло раздавит,
Часы за каплей каплю выпьют кровь
И наведут морщины – Время правит.
И утро юное, свершая путь,
Закатом-стариком придет к лощине,
Чтоб в мрачной бездне ночи утонуть.
И вот к войне готовлюсь я отныне –
Как Время победить? – не потерплю,
Чтоб Времени коса красу сгубила:
Пусть юный друг, которого люблю,
В людских сердцах живет, сойдя в могилу.
Красу спасет, исполня мой зарок,
Свет неизбывный этих черных строк.
Я вижу: Время не таит свирепость,
Столетий гордость превращает в прах
И рушит исподволь любую крепость,
И даже медь – у Времени в руках.
Я вижу, океан прожорлив: катит
На царство суши сонм взбешенных вод,
То океан, то суша подать платят,
И чередуются доход-расход.
Я вижу пышных королевств крушенье
И новых государств внезапный взлет,
Живет все в мире лишь одно мгновенье, –
Вот-вот и Время друга заберет.
Как счастье хрупко – жизнь полна угроз:
Неможно удержать невольных слез.
Уж если Смерти яростной подвластны
Гранит и бронза, суша и моря,
То так же хрупок образ твой прекрасный:
Нежнее розы красота твоя.
О кто Весны медовое дыханье
От неизбежной гибели спасет?!
Сберечь от Времени не в состоянье
Ни крепости и ни металл ворот,
И мысль гнетет – от Времени где скрыться:
Чуть перл оно родит – спешит сгубить.
Чья длань дерзнет остановить убийцу,
Красу спасти – вспять Время обратить?
О нет, ничья! Но чудо я свершил:
Краса сверкает в черноте чернил.
Смерть призываю я – невмоготу
Мне видеть торжество неправой силы,
Достоинство, что ввергли в нищету,
И Веру, что обманом подкосили,
И разодетую до блеска Мразь,
И Глупость, поучающую Знанье,
И Непорочность, втоптанную в грязь,
И Музу в лапах палача-Молчанья,
И Благость, ставшую служанкой Зла,
И Честность, что прослыла простотою,
И Немощь, что над Мощью власть взяла,
И Зло, взлелеянное Добротою –
Смерть призывая, умереть не смею:
Любовь сгублю кончиною своею.
Зачем собой мир грязный украшая,
Оказывает он бесчестью честь,
Порочность милостиво приглашая
С Добром и Красотою рядом сесть?
Зачем фальшь прибегает к ложной краске,
Румянец похищая с юных щек?
Зачем потребны бедным розам маски?
Зачем его красу берут на срок?
Затем, что обанкротилась Природа –
Не та сегодня, что была вчера:
Казна пуста, былого нет дохода
И жить должна за счет его добра.
Хранит Природа прежней мощи след,
Которой у нее сегодня нет.
Его лицо – как оттиск дней былых.
В те дни краса цвела и увядала,
И не было уловок никаких,
Когда своей красы недоставало.
В те дни роскошных золотых кудрей
Благоговейно с мертвых не срезали,
Чтоб ими завлекать сердца людей –
Чужой красы вовек не занимали
В священные античные года.
И он из тех времен – весной чужою
Себя не украшает никогда
И прошлое не предает разбою.
Природа этот оттиск сберегла,
Чтоб видели, какой краса была.
Все, что в тебе увидеть может глаз,
Прекрасно и не просит исправленья –
Единодушен в этом общий глас,
Враги сдержать не могут восхищенья:
Очаровательна твоя краса!
Но похвала сменяется хулою,
Звучат иначе те же голоса
Тех, кто познается с твоей душою:
Бесславность дел твоих и сладость слов,
Увы, смущают даже доброхотство –
Зловоние гниющих сорняков
Любой цветок лишает благородства.
Когда в саду гуляют все подряд,
Совсем не тот уже в нем аромат.
Тебя порочат без твоей вины
И от наветов никуда не скрыться,
Ведь вороны поклепа рождены,
Чтоб в ясном небе красоты кружиться.
К бутонам нежным страсть червей сильна,
Соблазн тем больше, чем прекрасней чудо:
Ты без изъянов, как сама Весна –
Наветчиков любимейшее блюдо.
Благополучно пройдены тобой
Капканы юности, и Лето прилетело;
Да, ты выигрывал за боем бой,
Но нет растущей зависти предела:
Когда б красу извет не очернял,
То в царстве всех сердец ты б правил бал.
Украдкою всплакни – себя не мучай,
Услыша в звоне горестном церквей,
Что мир худой я променял на худший
И от людей ушел – кормить червей.
Увидев эти строки ненароком,
Напрасно, друг, себя не огорчай:
Тебя, любимого, казнить упреком
Я не желаю даже невзначай.
Когда мой прах смешается с землею,
И этот скорбный стих тебя найдет –
Не вспоминай меня, того не стою:
Пускай твоя любовь со мной умрет.
Свою печаль не выдавай слезой,
Чтоб мир не стал глумиться над тобой.
Чтоб мир вопросами не донимал,
За что при жизни ты меня приметил,
Забудь меня – не стою я похвал:
Забудь, как будто не жил я на свете.
К чему добропорядочная Ложь,
Когда скупая Правда ходит рядом?
Ничем я не был для тебя хорош:
Умру – и вспоминать меня не надо;
И не приписывай ты мне заслуг,
Дань отдавая дружбе нашей нежной,
Зарой со мною мое имя, друг:
Несет мне и тебе стыд неизбежный.
Мой стыд – мои ничтожные творенья,
Твой стыд – ко мне, ничтожному, влеченье.
Во мне ты видишь сумеречность года:
Лист пожелтел, даль холода полна,
Разрушен храм, умчались звоны свода,
Напевы птиц сменила тишина.
Во мне ты видишь солнце на закате,
На западе ему пора уснуть,
И ночь, вещая смерть, свои печати
Кладет усталым небесам на грудь.
Во мне ты видишь жизни пепелище,
От юности осталась лишь зола,
И жизнь на смертном ложе – стала пищей:
Кормя огонь, им сожжена дотла.
Тебе все ясно и в твоей крови
Все пламенней прощальный жар любви.
Но знай: пускай ни выкуп, ни залог
Меня из рокового заточенья
Не вызволят – нетленность этих строк
Поможет мне преодолеть забвенье.
Мой прах – земле, она свое возьмет,
Нетронутым оставив остальное;
Мой дух – тебе, на все века вперед,
Чтоб ты всегда беседовал со мною.
Тебе – все лучшее, что есть во мне,
Червям – мое беспомощное тело,
Которое однажды в тишине
Пронзит клинок разбойный озверело.
Не тело, а душа – бесценный клад:
Она в стихах, что для тебя звучат.
Ты для меня как хлеб для бедняка,
Как животворный ливень для пустыни,
А я как тот скупец у сундука –
Нет драгоценней для него святыни,
Когда он ворожит над сундуком:
То золотом в открытую гордится,
То кладом наслаждается тайком,
То спрячет – похитителя боится.
Так я – то объедаюсь за троих,
То голодаю, жду подачки-взгляда;
Я счастье получил из рук твоих,
И ничего иного мне не надо:
Ты рядом – я в три горла ем и ем,
А ты вдали – еды лишен совсем.
Мой стих от блеска внешнего далек,
Не признает быстротекущей моды.
Зачем чураюсь новомодных строк,
Известные выращивая всходы?
Зачем все той же пользуюсь иглой,
В костюм обычный стих свой наряжая,
Когда все понимают, кто портной,
По выкройке знакомой признавая?
Затем, что в сердце тот же вечный зов,
Затем, что видеть радостно наряды
Из непридуманных, житейских слов,
Что без затей мой стих украсить рады.
Рожденное моей любовью слово
Подобно солнцу – и старо и ново.
Часы покажут быстроту минуты,
А зеркало – утрату красоты:
Пусть мыслей сокровенные маршруты
Заполнят эти чистые листы.
Лениво в вечность тенью воровскою
Крадется стрелка – в зеркало смотреть
Без грусти невозможно и с тоскою
Глядим на подступающую Смерть.
Пусть мысли – вскормленные мозгом дети –
Найдут в заветном дневнике приют:
В нем “я” твое родные чада эти
Надолго для тебя же сберегут.
Когда в дневник порой ты бросишь взгляд,
Перед тобой сверкнет бесценный клад.
Ты Музой, вдохновеньем был моим,
Волшебной силой наполняя строки,
И каждый, кто поэзией томим,
Проворно перенял мои уроки.
Тебя узрев, немой заговорил,
Лишенный крыльев, полетел, – как птица,
А кто летал, тот выше воспарил,
Стал грацией стиха вдвойне гордиться.
Но ты, прошу, гордись моим стихом:
Ты даришь только блеск чужим твореньям,
В моих же – сам живешь весь целиком:
Обязаны тебе своим рожденьем.
В стих взяв тебя – поэзию, мощь, свет –
Невежда в прошлом, ныне я – поэт.
Когда-то я один к тебе взывал,
И стих очарованье отличало:
Ты был стиху началом всех начал,
А ныне Муза немощною стала.
Слагая песни в честь тебя, друг мой,
Я знаю, лучших песен ты достоин,
Теперь тебя поет поэт другой,
Но все твое беря – твой дар настроен
Тебе же возвратить: и стройность строк,
И мощь стиха, и яркие сравненья,
И краски для метафор с алых щек –
Чтоб все дарить тебе же без смущенья.
Долг сюзерену отдает вассал,
И недостоин вовсе он похвал.
Каким мне кажется мой голос слабым,
Когда тебе талантливый певец
Сонетов расточает дифирамбы:
Пристыженный, слагаю свой венец.
Как тема ты безбрежен, словно море,
Где всем довольно и ветров, и волн –
И гению, и мне. Все ж на просторе
Уступит бригу своевольный челн.
Хожу с опаской мелкою водою;
Талант же там, где дна не знает лот.
Я затону – что ж, много я не стою,
Лишь наш фрегат свой флаг убережет.
Он возвеличен, я же на мели:
Моя любовь есть крах моей любви.