Когда – во сне – он вошел в хижину
Изгнанных поэтов, в ту, что рядом с хижиной
Изгнанных теоретиков (оттуда доносились
Смех я споры), Овидий вышел
Навстречу ему и вполголоса сказал на пороге:
«Покуда лучше не садись. Ведь ты еще не умер.
Кто знает,
Не вернешься ли ты еще назад? И все пойдет
по-прежнему, кроме того,
Что сам ты не будешь прежним». Однако подошел
Улыбающийся Бо Цзюй-и и заметил, глядя
сочувственно:
«Любой заслуживает кары, кто хотя бы однажды
сказал о несправедливости».
А его друг Ду Фу тихо промолвил: «Понимаешь,
изгнание
Не место, где можно отучиться от высокомерия».
Однако куда более земной,
Совершенно оборванный, Вийон предстал перед ними
и спросил: «Сколько
Выходов в твоем доме?» А Данте отвел его в сторону,
Вял за рукав и пробормотал: «Твои стихи,
Дружище, кишат погрешностями, подумай
О тех, в сравненьи с которыми ты – ничто».
Но Вольтер прервал его: «Считай каждый грош,
Не то тебя уморят голодом!»
«И вставляй шуточки!» – воскликнул Гейне.
«Это не помогает, –
Огрызнулся Шекспир. – С приходом Якова
Даже мне запретили писать».
– «Если дойдет до суда,-
Бери в адвокаты мошенника! –
посоветовал Еврипид. –
Чтобы знал дыры в сетях закона». Смех
Не успел оборваться, когда из самого темного угла
Послышался голос: «А знает ли кто твои стихи
Наизусть? И те, кто знает,
Уцелеют ли они?» – «Это забытые, –
Тихо сказал Данте, –
Уничтожили не только их тела,
их творения также».
Смех оборвался. Никто не смел даже переглянуться.
Пришелец
Побледнел.