Встал Праведный столбом. Сейчас он плечи скроет
В багряном золоте заката. Я в поту
Воскликнул: “Ты следишь, как метеор построит
Дугу на небесах, как в огненном цвету
От Млечного Пути родится астероид?
Пусть кутает тебя насмешливая ночь,
О Праведный, молись! Нуждаемся мы в крыше.
Раскайся иль опять блаженство напророчь,
Напомни наконец, что изувечен свыше,
А богохульникам скажи: “Ступайте прочь!”
Но Праведный стоял в голубоватой дали,
В закатных отблесках и промолчал в ответ.
“Пусти в продажу все, вплоть до своих сандалий,
Пречистый пилигрим, тысячелетний дед,
Всесветный плакальщик, всевышний и так дале…
Глава семьи, кулак торговых городов,
Ты кротким числишься, о сердце пресвятое,
Упавшее в сосуд причастий и судов.
Ты проще и глупей, чем дерево простое!
Я отстрадал свое и на мятеж готов!
Я плачу, я простерт перед тобой, тупица,
И хохочу и жду, что мне прощенье дашь!
Я проклят, полумертв, безумец, кровопийца,
Все, что угодно, пусть! О Праведный, когда ж
Ты дрогнешь? – От тебя ответа не добиться!
Ты праведен! Ты прав! Ты справедлив! Но ты
Весь в благолепии своей кротчайшей ласки
Сопишь и фыркаешь, как старые киты.
Ты сам себя изгнал, а нам оставил сказки
Про ржавые ключи небесной правоты.
Ты, божье око, трус! Пречистою стопою
Слегка задел меня – вот божеская дань.
Ты трус. Ты вшивое ничтожество слепое!
Исус или Сократ! Святой иль мудрый! Встань!
Уважь Проклятого, я уваженья стою”.
Так я кричал ему под куполом ночным,
И звезды искрились в полуночи стоокой.
Я поднял голову, а призрак словно дым
Рассеял след моей иронии жестокой:
– Что ж, ветер, поднимись и побеседуй с ним,
Пока седая ночь, не зная лихорадок,
Фонтанами комет, разбрызгиваясь, бьет.
И вековечный страж, недреманный Порядок,
В лазурной заводи в безбурный час гребет,
И звезды движутся, и сон вселенной сладок!